Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Владимир Пузий-Аренев, на "ФантЛабе" Vladimir Puziy, живое (и довольно бодрое) опровержение известной максимы: "Критики — неудавшиеся писатели". Как прозаик он, на мой взгляд, интереснее 99% русскоязычных фантастов-сверстников. Причем широкая эрудиция и чудовищная начитанность способствуют этому в немалой степени. Горжусь знакомством. Аффтар, пеши исчо!
Повод для зависти
Владимир Аренев. Мастер дороги: Повести, рассказы. / Обл. Д.Недозим. — М.: Фантаверсум, 2013. — 344 с. — (Талейдоскоп). Тир. 1000. — ISBN 978-5-905360-18-3.
Скажу сразу: прозаику Владимиру Ареневу я завидую. Вот критику и журналисту Владимиру Пузию, который скрывается под этим псевдонимом, — ни капельки. С удовольствием читаю его статьи и рецензии, часто соглашаюсь, иногда спорю, случалось и так, что наши выводы совпадали вплоть до формулировок... Приятно сознавать, что у тебя есть талантливый, эрудированный и умный единомышленник, спорить не буду. Но как сделаны эти тексты, из какого материала они собраны, я хорошо понимаю — чему тут завидовать?
Иное дело Аренев. Свою литературную карьеру он начал в конце 1990-х, довольно рано опубликовал первые романы («Отчаяние драконов», «Охота на героя» и «Правила игры») в издательстве «Армада» — понимающему читателю это уже о многом говорит. Другой бы закрепил успех, накатал бы по-быстрому сериал томов на двадцать, выбился в топ-авторы и почивал на лаврах. Пузий-Аренев поступил иначе: взял тайм-аут. Вероятно, что-то не устраивало его в традиционном, неоднократно испытанном сценарии — рискну предположить, в первую очередь литературное качество ранних текстов.
Писать он, разумеется, не бросил. Время от времени в периодике и антологиях продолжали появляться его рассказы и повести, выходили сборники, а в 2005-м в издательстве «Азбука» был даже опубликован объемистый роман «Паломничество жонглера». Но основное внимание автор сосредоточил на критике и публицистике. Годами Пузий-Аренев читал и анализировал чужие книги, изучал приемы, стилистическую манеру, сюжетные схемы, лексику и семантику... В общем, учился у лучших учителей.
И вы знаете, научился. Случай для российской (точнее, русскоязычной — Владимир живет в Киеве) фантастики уникальный: у нас ведь «любой гасконец с детства академик», мало кто готов отказаться от зримых признаков успеха — тиражей-премий-гонораров — ради такой призрачной материи, как литературное качество. А уж чтобы целенаправленно вымуштровать себя, поставить четкую цель и десять лет жизни посвятить ее достижению — такого сроду не бывало. Вот тут действительно есть чему позавидовать, без дураков.
В новый сборник Владимира Аренева вошли произведения разных лет — от самого первого рассказа «Единственная дорога», написанного в далеком 1998-м, до заглавной повести, законченной, по признанию автора, буквально вот только что. Как и следовало ожидать, книга получилась неровной и неоднородной, от вещей вполне проходных — до без малого блестящих. В предисловии Михаил Назаренко пишет что-то о гуманизме — не совсем понимаю, какое отношение это слово имеет к текстам Аренева. Миром и мифом правят совсем другие силы, куда более древние, чем сомнительные фантазии деятелей французского Просвещения. А уж если вспомнить, с каким брезгливым раздражением относятся к дежурным фразам о «верности гуманистическим принципам» герои повести «Душница», это и вовсе смахивает на не вполне объяснимый сарказм. Как там было в «Дне радио»? «Гуманизм — это то, чем мальчики в детстве занимаются».
В некоторых произведениях автор абсолютно беспощаден к читателям. Повести «В ожидании К.» и «Мастер дороги», к примеру, напоминают игру в шарады: узнал цитаты, разобрался в подтекстах? Молодец! Не узнал, не разобрался? Твои проблемы: «ты-кто-такой-давай-до-свиданья!». Эти произведения похожи на прозу русских символистов: каждый объект и каждое явление что-то собой символизирует, чтобы понять происходящее нужно иметь под рукой в первом случае пару томов из академического собрания сочинений Корнея Ивановича Чуковского, а во втором — «Героя с тысячей лиц» Джозефа Кэмбелла. И поблажек Аренев ни для кого не делает.
Иногда, впрочем, его бросает и в другую крайность. Тогда цепочка странных, мистических событий, происходящих с главными героями, получает исчерпывающее объяснение в лекции, прочитанной каким-нибудь второстепенным персонажем. Как в рассказах «Часы с боем», «Дело о детском вопросе» и «Нарисуй мне рай». Это не то чтобы сильно портит текст, но упрощает изрядно. Две-три такие «лекции» с взаимоисключающими версиями происходящего, пожалуй, добавили бы произведениям объема, но тут, конечно, решать автору.
И все же главный прорыв — повесть «Душница», основанная на одном простеньком допущении: несколько столетий назад наши предки научились удерживать нематериальную сущность, именуемую душой, и после смерти человека заключать ее в специальный сосуд, имеющий форму шара. Идея как идея, метафора как метафора — но Аренев сумел сделать из этой истории настоящую психологическую драму, мощную, глубокую, насыщенную оттенками и обертонами. Это тот случай, когда пересказывать сюжет бессмысленно: слишком многое определяет стиль, то самое «волшебство созвучья слов» по Андрею Макаревичу. Плотно сотканный, эмоционально яркий текст, поднимающий целый спектр этических и философских вопросов, вполне гармонично завершает сборник. Скажу как на духу: если Аренев и дальше продолжит в том же духе, не снижая планки, поводов для зависти к нему станет еще больше. Причем, подозреваю, не только у вашего покорного слуги.
Смерть, которая всегда с тобой
Владимир Аренев. Душница. Время выбирать: Повесть. / Обл. О.Ветловской. Илл. А.Продана. — М.: АСТ, 2014. — 224 с. — (Точка невозврата). 2000 экз. — ISBN 978-5-17-086067-8.
Тема смерти входит в сферу интересов любого нормального, психически здорового подростка — уступая пальму первенства разве что теме секса. «12+» тот самый возраст, когда особенно остро ощущаешь собственную конечность, смертность всех, кто тебя окружает — друзей, родных, близких, — и начинаешь, слепо тыкаясь в онтологические тупики, искать ответ на сакраментальные вопросы «почему?», «как?» и «что дальше?». В ход идет любая крупица знаний, накопленных человечеством на ниве осмысления смерти, от «Гильгамеша» и Ветхого Завета до тяжеловесного некроромантизма Владислава Крапивина («ветерки», переход через грань Великого Кристалла, «всегда тринадцать!») и «Тетради смерти» Цугуми Ооба. Для «среднего и старшего школьного возраста» такая рефлексия вполне естественна, более того — неизбежна. Ну а «Душница» Владимира Аренева — мгновенный кодаковский снимок, точный и узнаваемый слепок этого уникального состояния души.
В повести киевского писателя (как журналист и литературный критик он выступает под настоящим именем Владимир Пузий) мертвые продолжают жить бок о бок с живыми. То есть как жить: душа усопшего, заключенная в оболочку воздушного шара, некоторое время пребывает в нашем мире — иногда дает советы благодарным потомкам, иногда плачет или сыплет бессмысленными фразами, чаще всего молчит... Но не растворяется в мировом эфире раз и навсегда, беззвучно и бесследно. Такое овеществленное memento mori, «смерть, которая всегда с тобой». Вопрос о «жизни после жизни» разрешен здесь раз и навсегда, но дорогой ценой: человек живет, мыслит, страдает, наслаждается, сочиняет стихи, ставит пьесы, участвует в революциях — а остается от него, как ни крути, только шарик с газом чуть легче воздуха...
Есть, правда, у медали и оборотная сторона. Общее место, но тем не менее: именно конечность придает смысл всему тому, что мы успели совершить, позволяет подвести итог, поставить жирную точку. И чем эта конечность очевиднее, тем больше внимания привлекает. Именно смерть деда, известного поэта, «человека непростой судьбы», заставляет школьника Сашу Турухтуна задуматься о том, каким человеком был тот при жизни — раньше это просто не пришло бы главному герою повести в голову. Зарыться в пыльные архивы, в хрупкие от времени дневники и воспоминания, опросить людей, хорошо знавших деда, расшифровать интервью и разложить услышанное по полочкам... Взять на себя ответственность, мягко говоря, нехарактерную для подростка. И в этом Турухтан не одинок: такими же изысканиями занимается как минимум один его одноклассник — и бог знает сколько еще народу по всему миру, каждый со своим заветным шариком, со своей невидимой миру болью. Вот вам, пожалуйста, натуральная преемственность поколений: попробуй тут забыть заветы предков — не думать о белой обезьяне и то проще!
Но шарик у Аренева (наш автор непрост!) — еще и символ всего того, что сковывает, ограничивает, загоняет в предписанные рамки. В человеке может уживаться тонкий поэт и убийца, циничный политик и нежный любящий муж, верный друг и предатель — у нас, хомо сапиенсов, это сплошь и рядом. Но смерть не зря изображают с косой: она отсекает все лишнее, избыточное. После смерти образ усопшего становится проще, площе, понятнее и банальней. Без досадных внутренних противоречий, без шипов и острых граней, гладкий и закругленный, как яйцо. Исключительно из чувства противоречия хочется сжать это яйцо до влажного хруста, стравить перегретый пар из тесного шарика, отпустить душу на волю. Не дожидаясь, пока та начнет сыпать каноническими цитатами из прижизненных статей, как один из эпизодических персонажей повести.
В 2013-2014 годах «Душница» принесла Ареневу две очень разные премии: «Новые горизонты» за нон-конформистское, новаторское фантастическое произведение, и «Книгуру» — за лучшую повесть для детей и подростков. Ну, с первой премией все понятно. Небанальная идея, уверенное воплощение, психологизм, приличный русский язык и никакого «инфантильного милитаризма» — в нашей фантастике этого более чем достаточно, чтобы сойти за новатора. С премий за подростковую прозу сложнее. Книга Аренева, конечно, про детей — но без привычного сюсюканья, дидактики и заигрывания с тинейджерами и/или их родителями. Это детлит ровно в той же степени, что и «Приключения Гекльберри Финна» или «Детство» Максима Горького. Фишка в том, что самим детям, как внезапно выяснилось, такие тексты нравятся. Жюри премии «Книгуру» состоит не из писателей, критиков, психологов или, не дай бог, педагогов, а именно что из подростков от десяти до семнадцати лет. И они дружно проголосовали за «Душницу» (и за «Стеклянный шарик» Ирины Лукьяновой, повесть «о детстве, школе и ненависти», вещь тоже далеко не школярскую) — их отзывы вошли в это издание на правах приложения. Повод задуматься тем, кто многословно рассуждает о сложной специфике юношеского восприятия и задает стандарты детлита: а не пора ли кое-что в консерватории подправить?
Издательство: Фантаверсум, 2013 Авторский сборник Жанр: фантастика, фэнтези, мистика Серия «Талейдоскоп» 341 с. Похожие произведения: Сборник рассказов Марии Галиной «Куриный бог» Сборник рассказов Святослава Логинова «Закат на планете Земля» Каждый писатель выбирает собственный путь. Кто-то, однажды добившись относительного успеха, обречен на повторение романа, ставшего для автора прорывом. Кто-то, потерпев неудачу с тем, что действительно любит, начинает гоняться за модой, и у него даже получается. А кто-то терпеливо и скрупулезно пишет, постоянно совершенствуя стиль, ставя перед собой новые задачи и никогда не останавливаясь на достигнутом. «Мастер дороги» демонстрирует, что Владимир Аренев – писатель из третьей категории, ставящий перед собой амбициозные цели и достигающий их. Рассказы в сборнике расположены не в хронологическом порядке, написанное 15 лет назад соседствует с повестью, законченной незадолго до выхода книги в печать, но скорее с целью продемонстрировать то, как уверенно автор владеет различными жанрами. Здесь фэнтези соседствует с юмористической зарисовкой, триллер с мистической мелодрамой, фантасмагория с социальной фантастикой, а Джозеф Кэмпбелл с Говардом Филлипсом Лавкрафтом, но, тем не менее, некий общий подход к творчеству, а также изменения в выборе как тем, так и техник письма проследить можно. Судя по сборнику «Мастер дороги», Аренев – писатель литературоцентричный, и чем старше он становится, тем более его проза насыщена раскавыченными цитатами, отсылками к другим текстам, аллюзиями и прочими элементами постмодернистской игры. Почти во всех рассказах автор не чужд культурологических загадок, с удовольствием показывая свою эрудицию и умело сплетая в единый клубок нити из различных историй и текстов. К сожалению, там, где эта манера выходит на первый план, где концепция довлеет над деталью, рассказы получаются сухими, схематичными. Среди таких можно назвать заглавный рассказ сборника, построенный на идеях сравнительной мифологии Джозефа Кэмпбелла. Хитро придуманный, крепко сделанный, он, тем не менее, остается всего лишь умозрительной схемой, лишенной той живости детали, которая присуща другим произведениям автора. Именно в пристальном взгляде на мир заключается многогранность и увлекательность писателя. Если ранний Аренев создавал полностью вымышленные миры, писал в жанре чистого фэнтези, то в творчество позднего властно вторгается реальность, и чем ближе ее дыхание, тем мощнее получается рассказ. В лучших произведениях сборника парадоксальным образом соединяются литературоцентричность и зоркое, цепкое внимание к деталям быта, к мелким подробностям повседневной жизни различных уголков мира. Так, в рассказе «Вкус к знаниям» фантазия на тему мира победивших Древних из творчества Лавкрафта фактически бесшовно объединяется с впечатлениями от преподавания в институте, в повести «В ожидании К.» реальный Санкт-Петербург размывается, распадается под влиянием текстов Чуковского, Беккета и того же Кэмпбелла, в «Деле о детском вопросе» неожиданная версия жизни Шерлока Холмса после Рейхенбахского водопада объединяется с насущной и очень обычной проблемой, которую не под силу решить даже великому сыщику, а круги ада Данте переплетаются с больничным бытом в «Нарисуйте мне рай». И сборник в полной мере демонстрирует эволюцию автора, от полностью вымышленных миров к фантастическим рассказам, пронизанным реальностью, от искусственных построений, занятных анекдотов к текстам, которые были вдохновлены собственным опытом автора, пережитым и увиденным. Под воздействием иронии самого писателя (а во взгляде Аренева всегда сквозит добродушная усмешка, даже когда описываемое им трагично) реальный мир, рассматриваемый сквозь призму культуры, видоизменяется до неузнаваемости, тем не менее, сохраняя свою жизнеспособность. Два центральных текста сборника, «В ожидании К.» и «Душница», ярко показывают, насколько разным бывает Аренев, так как при общности стиля эти два рассказа во многом друг другу противоположны. Первый представляет собой квинтэссенцию литературоцентричности автора, фантасмагорию, упорно избегающую любых однозначных трактовок, но, в отличие от того же «Мастера дороги», фантазия автора не уходит в умозрительные схемы, и миф переплетается с реальностью, причудливая литературная игра, замешанная на творчестве Чуковского, неожиданно оборачивается исследованием архетипов, так как природа зверей, с которыми борется главный герой рассказа, так и не проясняется до конца. Одновременно это предельно живая повесть, при всей зыбкости изображенного в ней разрушающегося мира выстроенная с предельной четкостью, где литературные аллюзии и некоторая переусложненность играют на раскрытие сюжета, где история забытого ветерана переплетается с мифологической концепцией «героя с тысячью лиц», и оттого знакомый сюжет начинает играть новыми красками. В случае с «Душницей» ситуация несколько иная. Здесь Аренев демонстрирует иной подход к организации сюжета. Этот жестко выстроенный, даже аскетичный текст полностью лишен постмодернистских элементов, филологических игр и ощущения избыточности, но каждое слово здесь на своем месте, и перед читателем предстает казалось бы обыкновенная повесть о взрослении, если бы не одна деталь. В мире «Душницы» существование души – это неоспоримый факт, и местные жители хранят души умерших в специальных шарах. Такой странный и несколько причудливый концепт, тем не менее, позволяет создать кристально ясную и одновременно психологически противоречивую картину того, как будущее устанавливает взаимоотношения с прошлым, как последнее тяготит, вдохновляет, но почти всегда до определенного момента воспринимается как незаживающая рана. И то, как каждое новое поколение учится с прошлым жить, не очень понимая, как с ним обращаться и чем оно может быть опасно. Рассказано же все это так, что по-настоящему неоднозначные вопросы звучат актуально даже для подростка (недаром «Душница» была в номинационных списках премии «Книгуру»), без нагнетания драматизма, без действия ради действия, но одновременно без отстраненности и холодности, ведь взгляд Аренева на своих героев и созданный им мир никогда не напоминает взгляд прозектора, для него персонажи и их окружение всегда живые. Эта разница подходов, разница творческих методов, выбор которых зависит от той задачи, которую ставит себе автор при создании рассказа (а смысл произведения для него всегда стоит на первом месте), при неизменности стиля и интонации дает увлекательный эффект непредсказуемости. И «Мастер дороги» демонстрирует, что хотя перед нами уже сложившийся автор со своими темами, образами и методами работы, одновременно это сборник писателя, у которого впереди еще очень многое, ведь для пристального взгляда не существует границ восприятия и неважных тем. Цитата: На мосту старик остановился и какое-то время смотрел вдаль. Солнце величественно сияло в разрывах туч, разило лучами. Шрамы от зубов на нем были почти незаметны. Старик в последний раз бросил взгляд на воду. Показалось: там, внизу, промелькнул литой силуэт, сверкнул выпуклый черный глаз размером с пушечное ядро. Показалось. Удачно: Изобилие тем и жанров Увлекательность изложения Эрудированность автора Неудачно: Временами навязчивая литературная игра Явно видная разница между ранними и поздними рассказами автора Оценка: 8 Николай Кудрявцев (опубликовано в "Мире фантастики")
облако тэгов
